Так вам и надо…
Алешка проснулся рано: сквозь незадернутые проемы окон смотрел угрюмый сумрак осеннего утра. Он прислушался. В соседней комнате, где спали родители, слышался громкий, с какими-то переливами и остановками, храп. Храпел отец. Во время остановок слышалось посапывание и бормотание забывшейся в пьяном сне матери.
Алешка вспомнил, как поздно вечером они пришли от соседки, с которой вместе отмечали первую ее пенсию. Они долго топтались в темных сенках, отыскивая ручку двери, и переругивались между собой. Пьяный визгливый голос матери был особенно слышен в тишине осеннего вечера. Чувство неосознанной тревоги начало охватывать мальчика. Он всегда боялся, когда мать была пьянее отца. Она сквернословила, начинала петь, всякий раз сбиваясь, и от этого распаляясь еще больше.
Мальчик понимал, что надо бы вылезть и помочь родителям, но необъяснимая тревога заставляла его все дальше забиваться под кровать. С постели он ничего не взял, чтобы родители не догадались о его присутствии дома и не стали искать, а поэтому, не постелив ничего под себя, прикрывшись только старым отцовским пиджаком и положив под голову свою пропахшую дымом курточку, затаив дыхание, ждал родителей.
Наконец, двери распахнулись и долго не закрывались. Это Алешка почувствовал по струе холодного воздуха, которая проникла под старенький пиджак. От холода или от внутреннего напряжения его начало трясти. Он изо всех сил стиснули зубы и подтянул ноги к подбородку, сжавшись в комок. И опять слышалось шарканье рук по стене в коридоре в поисках выключателя. Отец, вероятно, не выдержал и толкнул мать. Мягко, как мешок, та упала на пол, резко закричав.
Алешка понимал, что сейчас это вызовет потасовку между родителями, и холодок отчаяния стиснул его сердце. Отец ударил мать в очередной раз, и она упала в дверной проем комнаты, недалеко от алешкиной кровати. Это напугало больше всего. Выясняя отношения, они могли зажечь свет. И обнаружат его …
Но мальчик услышал, как, тяжело ступая, задевая стены, отец прошел в спальню. Скрипнула кровать. И через некоторое время все стало тихо.
И вдруг, чертыхаясь и стараясь принять устойчивое положение, приподнялась на четвереньках мать. Сквозь рваное покрывало мальчик видел, как она пыталась встать, хватаясь за грязную занавеску в дверях. Но та, не выдержав тяжести тела, оборвалась. Тогда мать, не рискуя уже больше подниматься, выползла в коридор. Алешка долго слышал шорох ползущего тела. А потом все стихло.
Выбравшись из-под кровати, мальчик выключил в коридоре свет и лег в холодную постель. Некоторое время он в мыслях перебирал все то, что происходило, снова и снова испытывая страх и боль.
Незаметно сон овладел им, тревожный, неспокойный. То он видел отца, который гнался за ним, то мать, пьяную, с разлохмаченными волосами, с бутылкой в руке. Она что-то кричала, размахивая ею, а пряди волос иногда открывали ее страшные, как будто безумные глаза. В такие мгновения мальчик просыпался и тревожно прислушивался к пьяному храпу за стеной. А потом снова приходил не приносящий ни отдыха, ни успокоения сон.
Проснувшись в очередной раз, Алешка понял, что больше ему не заснуть. Времени он не знал: у старых, еще бабушкиных ходиков, гиря опустилась до табуретки, и часы остановились или, как шутила пьяная мать, задавились.
Осторожно выбравшись из тряпья на кровати, он на цыпочках вышел в холодные сени. Двери с улицы не были закрыты, и у порога намело первого осеннего снега. Он был так чист, что казалось странным его появление среди утоптанного, давным-давно немытого пола.
В углу, около дверей, рядом с самой большой горкой снега, Алешка увидел выглядывающий из-под него пакет. Сердце его дрогнуло: может быть, там хлеб. Он лихорадочно, торопясь, сунул руку в пакет. Ее как будто обожгло. Рука наткнулась на холодное, как лед, стекло. Мальчик провел по нему рукой и ухватился за горлышко бутылки. Вытащив ее из пакета, он долго смотрел, как в ней как-то вязко переливалась и взбулькивала водка.
Слезы обожгли его глаза. «Ну и что! Ну и вот!» – шептал Алешка. И, как будто приняв самое важное для себя решение, он медленно, трясущейся рукой поднес ко рту холодный раструб бутылки. В нос ударило резким, каким-то удушающим запахом. Мальчик закрыл глаза, глотнул раз, другой, третий. В груди стало больно, горло перехватило. А он все пил и пил, захлебываясь и повторяя: «Так вам и надо! Так вам и надо!».
Его нашла соседка, пришедшая опохмелиться. Он сидел, привалившись к стене, около открытых на улицу дверей. Около него уже вырос настоящий сугроб. Лицо Алешки было таким же белым, как снег, который, не тая, опускался на его холодное лицо.
Г.Гузь
Поделиться ссылкой
